Алкогольная политика
Был в отпуске - немного отстал от столичных движений. Скажите, тут еще продолжается кампания за свободу слова? Просто так спрашиваю, исключительно из праздного интереса. Ведь многолетний журналистский опыт убедил меня, что лучше не обольщаться.
Гвоздем в гроб веры в свободу слова стала работа в оппозиционной городской газете. Наше издание так истерично критиковало действующего мэра, что казалось, все сотрудники редакции, вплоть до уборщицы, должны были созданными из титанового сплава. Немногочисленные, но фанатичные читатели нашей газеты были уверены, что в свободное от работы время мы ходим на медведей с голыми руками и расчесываемся граблями. Тем более свои филиппики, в которых львиную долю знаков составляли многоточия и восклицательные знаки, мы подписывали своими фамилиями.
При этом, конечно, никто не знал, что газетные герои становились жалкими обывателями на планерках, которые ежедневно проводил истеричный представитель инвестора, местного олигарха-оппозиционера. А если внутри редакции и была свобода слова, то выражалась она лишь в стукачестве. Пуль наемных убийц мэра (одна из наших любимых тем!) мы боялись меньше, чем безработицы, да если честно, мало кто верил в эти пули. Зато оказаться на улице боялись все.
Уволить могли в любое время без объяснения причин. Тот самый представитель инвестора не скрывал своего кредо. «Кто редакцию поит, тот ее и танцует», - часто говорил он. У меня же была более тонкая формула: если вашу независимость оплачивает кто-то другой, то завтра кто-то ее будет оплакивать, и, скорее всего, это будете вы.
Но я пишу этот текст не для того, чтобы попинать лишний раз оппозиционеров-правдолюбов, сегодня хотелось бы сделать акцент на другом. Характерно, что напор нашей критики в адрес мэра менялся. Мы становились то резче, то мягче. Нам на несколько недель могли спустить команду «активно мочить», а потом «быть более объектными». И «быть более объективными» нам больше нравилось. Тогда из загашников извлекались какие-то интересные материалы, которым не было места из-за беспощадной критики мэра. Но главное – мягкая критика развивала способность мыслить творчески.
Когда приходила команда «мочить умеренно», мы от криков переходили к сарказму и иронии, что нам нравилось куда больше. Правда, ремиссии продолжались недолго, ибо вскоре инвестор понимал, что мы перегнули с либерализмом, и мэра снова пора обличать во всеуслышание. Тогда на первой полосе снова появлялись заголовки шрифтом из самого верхнего ряда офтальмологической таблицы: «ОЧЕРЕДНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ГРАДОНАЧАЛЬНИКА»…
После разнарядки «мочить по полной» шефы говорили, что нам также никто не мешает хвалить нашего хозяина, что мы сразу же принимались делать. Так случалось примерно раз в три месяца: хозяева нас то придерживали, то снова спускали с цепи. При этом они даже понимали, что безудержная критика мэра не добавляет газете читателей. Каждый день редактор говорил, что мы не партийный листок и не секта. Однако устоять перед соблазном тотальной критики оппонентов и самовосхваления руководство не могло, и - срывалось, как срывается алкоголик, уходя в запой.
Позже мне то же приходилось встречать и в Киеве. Руководство различных СМИ говорило правильные вещи о том, как надо быть ближе к людям, но при первой же возможности срывалось. И за абсолютным большинством медиа-проектов, не сумевших стать коммерческими, рано или поздно вырастали уши их непосредственных инвесторов. Причем чем ближе к выборам, тем больше становились эти самые уши, а инвесторы непосредственнее.
Казалось бы, эта система давно должна была развалиться, простые люди должны перестать потреблять СМИ, в которых господствует столь грубый маркетинг. Но – спасибо конкурентам, у которых тоже есть свои инвесторы, которые ведут себя точно так же, как те самые алкоголики, регулярно срываясь. И здесь по взаимному умолчанию ставка делается на самые худшие, самые грубые образцы политического маркетинга. Осенью, с началом выборной кампании, мы еще раз в этом убедимся. Ждите больших ушей!
