Українські ЗМІ подають проблему біженців у дусі російських ЗМІ
Правозахисник Максим Буткевич, координатор проекту «Без кордонів», розповів «Детектор медіа» про «жовту» повістку українських телеканалів, фантомні страхи та непрофесіоналізм журналістів на прикладі висвітлення подій в Яготині і Львові.
– Максим, вы следили за тем, как украинские телеканалы освещали историю с центром временного поселения иностранных беженцев в Яготине?
– Я был вынужден смотреть – даже при отсутствии телевизора сложно было это не увидеть, потому что материалов было много. Конечно, не все, но основные репортажи я видел – и они ужасны. Прежде всего, потому что это печальный замкнутый круг, который мало кем замечается. В некоторых сюжетах есть прекрасные синхроны жителей Яготина, которые говорят: «Нам же показали по телевизору, что делают эти беженцы в Германии» или вариант «с Германией».
А что они сделали с Германией? Я вот был недавно там, как раз по поводу беженцев – и ничего с ней не произошло. Но я понимаю, о чем говорят жители Яготина: они говорят о медиаосвещении нашими каналами новогодних кельнских событий, а перед этим – массового наплыва беженцев в Европу. И интонации, с которыми эти события освещались, теперь явно слышны в разговорах местных жителей.
Осуждать за это яготинцев не стоит: в их головах смесь страхов и стереотипов, которые взяты из украинских и, возможно, частично – из российских СМИ. В данном случае можно говорить о трогательном единодушии украинских и российских СМИ – именно поэтому российские СМИ радостно освещали события в Яготине, подавая это так: «За что боролись – на то и напоролись», имея в виду стремление Украины в ЕС.
– Интересно, что тем же тезисом предварил сюжет о Яготине в «Грошах» их ведущий Александр Дубинский.
– И точно так же мог выступить условный коллективный Дмитрий Киселев – по большому счету, это его тезис. Интересно, что по ряду других тем украинское журналистское сообщество проявляет настороженность и интересуется, почему некоторые наши СМИ повторяют заказные тезисы российских государственных СМИ. Но не в этом случае.
– Вы думаете, освещение в определенном ключе событий в Яготине – это тоже заказ?
– Нет, я не сторонник теории заговора. Это не значит, что не бывает заранее подготовленных информационных атак – доказательств подобных «вбросов» мы наблюдали за последние два года предостаточно. Но здесь, мне кажется, все гораздо проще: из-за пренебрежения профессиональными стандартами журналисты закладывают бомбы-месседжи, которые через какое-то время срабатывают – а СМИ снимают последствия, снова закладывая мины на будущее.
Как сейчас освещается Яготин? Нам показывают людей, которые высказывают опасения. В первую очередь, речь идет о нескольких тезисах: «они у нас отнимут работу», «они принесут нам болезни», «мы опасаемся за своих детей и женщин».
С точки зрения стандартов, журналисты должны были бы разобраться с этими опасениями вместо просто трансляции страхов.
Например, с работой действительно все плохо – в Яготине ее нет, но беженцам и не предлагается искать там работу – скорее, наоборот, появление центра ведет к возникновению небольшого количества рабочих мест для самих жителей Яготина. Кроме того, по международному опыту, города, в которых есть отрытые центры для беженцев, более привлекательны для доноров, которые могут выделить деньги на развитие города для местных НПО.
А если пункт не откроют, то, боюсь, ситуация будет обратной: Яготин будет нанесен международными донорами на условную карту как город, в котором сильны расистские настроения и где работать не имеет смысла. Так что это скорее плохо для местной общины.
– Возможно, местная община и не пытается привлечь гранты на развитие?
– Возможно. Но остальные страхи – рост преступности и, в частности, преступлений, связанных с сексуальным насилием, ухудшение эпидемиологической ситуации – должны были бы послужить поводом для журналистских расследований о том, насколько они обоснованы – это ведь не первый подобный центр в Украине.
Например, тема экзотических болезней, якобы привезенных мигрантами, возникла еще в 2007 году, и периодически всплывает. Мы посылали запросы в СЭС, чтобы узнать, сколько у нас зафиксировано фактов появления нетипичных болезней, источником которых были бы даже не беженцы, а мигранты в целом, то есть любые приехавшие и поселившиеся в Украине иностранцы.
До 2012 года, когда мы последний раз делали такой запрос, нам отвечали: «Мы очень готовы к таким ситуациям – но пока подобные случаи не зафиксированы». Это не значит, что подобной ситуации быть не может в принципе, но для меня была показательной реакция главврача Закарпатской санэпидстанции, которая в свое время сообщила, что эти опасения необоснованны. Тем более необоснованны они в случае с беженцами, если для них есть обязательный эпидконтроль.
В Яготине мы видели прямо противоположные, безумные, с точки зрения специалистов, заявления о том, что «беженцы принесут нам вирус Зика, который передается специальными комарами» – которых, видимо, беженцы тоже привезут с собой.
Теоретически, журналисты должны были разобраться со всеми этим страхами. И отдельно провести расследования о коррупционной составляющей строительства центра в Яготине. Я не видел, но не думаю, что пропустил, никаких расследований, подкрепленных документами, о том, были ли нарушены правила землеотвода, или тендера, или украдены деньги на ремонт.
Вместо этого СМИ готовят какой-то винегрет из страхов и угроз, которые транслируют местные жителя и приехавшие крайне правые активисты, преимущественно из ЦК «Азов».
Мы видим, как наши журналисты ссылаются на предвзятые украинские же материалы о событиях в Кельне, и я предполагаю, что через некоторое время будут ссылаться в репортажах о любых других событиях, связанных с мигрантами, на предвзятые и непрофессиональные материалы о Яготине. Так нарастает пирамида из фантомных страхов и угроз.
– Посещали ли вы центры для беженцев в Мукачево или Одессе?
– В Одессе не был, а в Мукачево был. Можно только посоветовать туда съездить журналистам – и вовсе не потому, что там все прекрасно. Там плохого качество питание, условия проживания оставляют желать лучшего, но все это влияет на жизнь тех, кто содержится внутри центра.
Зато с тех пор, как центр начал работать, сообщений о том, что ухудшилась криминальная или эпидемиологическая ситуация в Мукачево, не было – и это может помочь нашим журналистам что-то понять.
– Как в эти центры попадают люди? Они переходят границы – и их сразу же туда селят?
– Нет, конечно. Это не центр для новоприбывших беженцев, целая сеть которых, например, существует в Германии и которых у нас, кстати, очень не хватает.
Центр в Яготине, как и два других, с новоприбывшими не работает. Этот центр предназначен для тех, чьи документы уже приняты в работу и, скорее всего, решение о предоставлении убежища будет положительным. А в ряде случаев решение уже вынесено, и человек уже получил статус беженца. Если у такого человека нет крыши над головой, то он пишет заявление с просьбой рассмотреть предоставление временного помещения в такой центр.
Более того, в некоторых случаях в такие центры не так легко попасть – Одесский центр, например, много лет был окружен слухами о коррупции – документов, это подтверждающих, разумеется, у нас нет. Но вопросы о том, кого, как и за сколько туда селили – возникали.
– Сколько человек ежегодно просят убежища в Украине?
– Есть некая усредненная цифра, которая, как это ни странно, не меняется даже с учетом событий последних двух лет: от тысячи до полутора тысяч человек ежегодно.
– Сколько из них получают статус беженца?
– Сложно сказать. Некоторые из них устраивают свою жизнь в Украине без получения статуса беженца, хотя и находятся в стране легально – например, заключают брак. Некоторые уже находятся в стране легально, но, узнав, что на родине их начали преследовать по политическим мотивам, решают обратиться здесь за получением статуса беженца. Но в целом, от общего количества попросивших получают статус около 10% людей. И это только в последние пару лет, а раньше – еще меньший процент.
– То есть речь идет о сотне-двухстах человеках в год?
– Да. В целом, за всю историю независимой Украины статус беженца или так называемую дополнительную защиту получили менее трех с половиной тысяч человек. Большинство из них самостоятельно ищут крышу над головой, обычно в трех городах – Киеве, Харькове и Одессе. Собственно, именно поэтому возникла идея строительства подобного центра в пригороде Киева.
Одесса – это большой город, где пусть на окраине, но существует этот пункт, где в принципе можно найти работу – пусть и малооплачиваемую и неквалифицированную. А потом снять себе комнату и потихоньку интегрироваться.
В Мукачево ситуация хуже, если речь идет о перспективах интеграции – поскольку работы там особенно нет. Также и Яготин не имеет особенных перспектив, и лучше бы центр был где-то поближе к Киеву, поэтому выбор именно Яготина общественные организации критиковали еще на стадии проекта. Но в Киевской области такой центр нужен – поскольку это крупнейший город, куда в первую очередь попадают беженцы.
– Из каких стран обычно приезжают беженцы?
– Из очень разных, но есть некий топ стран, из которых обращаются за убежищем. На данный момент это Афганистан, Сирия, Российская Федерация, Ирак и Иран, все еще приезжают из Узбекистана.
В Одесском центре, например, полный интернационал – и, конечно же, нет никаких документов, которые ограничивали бы поселение в один пункт людей только из одной страны. Так что поселять в Яготин только сирийцев никто не будет. Хотя как раз сирийцы патриотической общественности должны быть ближе всего: те, кто бежит сейчас от бомбардировок бочковыми бомбами Асада, – это по большей части люди, которые хотят видеть свою страну свободной, демократической, без авторитарного режима. При этом они не исламисты – иначе бы они не бежали, а просто переходили на сторону Исламского государства.
Так что все эти карикатурные образы сирийских беженцев, закутанных по самые глаза, не имеют никакого отношения к реальности – журналисты просто не знают, о ком идет речь. И свое незнание и невежество легко адресуют широкому кругу зрителей.
– Интересно, что независимо от того, в группу какого олигарха входит канал, в освещении ситуации в Яготине журналисты проявили удивительную солидарность.
– Думаю, что в таких мелких вопросах, на самом деле, не важных собственникам, речь не идет о позиции, которая была выработана на уровне руководства. Это просто свидетельство состояния нашей журналистики – она плоха. Львов – это диагноз государственным структурам и местным органам самоуправления. А вот Яготин – это диагноз нашей журналистике, которая некорректно освещала и события в Европе, и теперь отрабатывает ту же «желтую» рейтинговую повестку дня, и чем больше в материале ада – тем лучше.
Вместо того, чтобы провести даже не расследование, а исследование, гораздо проще нарядиться карикатурными «беженцами» и на камеру отправиться пугать людей. Неудивительно, что эта идея пришла в голову не одному, а нескольким каналам – так ведь проще.
Что касается освещения ситуации во Львове в наших СМИ, то там тоже возникла интересная тенденция. Как вы знаете, фестиваль вообще-то был не только и не столько о правах ЛГБТ, что не нашло отражение в репортажах. А ведь речь шла и о этнических меньшинствах, и о религиозных группах, и т. д. – но среди организаторов и тем присутствовала магическая аббревиатура ЛГБТ, и все зациклились именно на ней.
Но даже если бы это был фестиваль, посвященный правам ЛГБТ, то его срыв и нападение на участников, а также судебный запрет на его проведение – это симптом того, что в нашей стране нет принципов недискриминации, и нет прав человека. Громко звучит, но это так: права человека – это всегда защита прав меньшинства от большинства.
Если меньшинство не принуждает ни к чему других людей, то в том обществе, которое, как казалось во время Майдана, мы хотим построить, права меньшинства должны быть защищены. У нас через северную границу есть государство, где действует воля большинства, или согласия большинства на многие вещи. И вряд ли это устройство общества/государства кажется таким уж привлекательным украинцам.
– Каждый нормальный гомофоб скажет вам, что он не ходит по городу с транспарантом «Я занимаюсь сексом с представителем противоположного пола» – зачем такое право ЛГБТ-сообществу?
– Во-первых, и на прайдах не ходят с подобными плакатами. Во-вторых, если кому-то очень хочется провести яркий, местами провокативный, красочный гетеросексуальный парад – кто не позволяет? Пожалуйста, пусть устраивают. Вопрос ведь не в этом, а в том, есть ли в нашей стране свобода мнений, самовыражения и мирных собраний – или нет? Я не говорю сейчас о том, насколько дискриминировано у нас ЛГБТ-сообщество – а оно, конечно, дискриминировано.
Но надо помнить еще и о базовых вещах: при Януковиче у нас отняли право на мирные собрания, и считалось, что он представляет интересы большинства граждан этой страны. Чем в данном случае активная часть гомофобов лучше, чем предыдущая власть? Даже аргументы у них одинаковые: и тогда, и сейчас говорят: «Не надо раскачивать лодку».
– Зато факельное шествие на день рождения Бандеры можно провести.
– Да. Факельное шествие – это святое (сарказм. – ДМ). Беспокоит вот еще что: за последние месяцы мы увидели не просто проблемы с медиаосвещением событий, где используется язык вражды, дискриминационное или просто безграмотное освещение. Мы увидели также, что насилие со стороны определенных групп и их безнаказанность становятся более или менее вариантом нормы.
Нападения на участников акции памяти Маркелова и Бабуровой, на акцию сторонников Советского союза перед Историческим музеем, на Марш равенства в Киеве, на участников фестиваля во Львове – и ряд других событий, включая почти все антифашистские и феминистические акции – не были пресечены и не расследуются.
Получается, что некоторым можно применять насилие – например, представителям крайне правого ксенофобского крыла, чаще всего аффилированного с ЦК «Азов», который, в свою очередь, связан с МВД, – что придает особую пикантность ситуации. И это говорит об очень короткой исторической памяти – ведь еще два года назад подобных людей называли титушками.
Цвета другие, лозунги тоже, но схема та же. Не возвращается ли к нам то, что казалось если не поверженным, то отодвинутым нами в неактуальную хтонь во время Майдана? Я вижу реакцию людей на эти тревожные тенденции – и мне кажется, пора обозначить, что либеральные и демократические ценности, права и свободы важны для огромного числа людей в Украине.
Это может быть публичной акцией или подписанием какого-то документа вроде гражданской хартии – но нам нужно высказаться и потребовать соблюдения наших прав, а также адекватной работы государственных органов по обеспечению этих свобод и безопасности граждан.
Власть должна понять, что есть вещи, для нас неприемлемые: собственно, они в свое время заставили выйти людей на Майдан, и два года спустя другие лозунги и флаги не делают их приемлемыми.
